Историю своей семьи «АиФ на Мурмане» рассказала дочь участника обороны Заполярья, почётного гражданина города-героя Мурманска Ивана Николаевича Тимофеева, мурманчанка Людмила Ивановна Брюханова.
«Тридцать третий!»
Сегодня публикуют много воспоминаний о фронтовых днях, меньше – о тех, кто приближал Победу в тылу, в том числе о мурманчанках, которые, проводив мужей на фронт, спешно эвакуировались вместе с детьми.
«Моей маме Екатерине Александровне Тимофеевой тогда было 28 лет, а на руках – я, четырёхлетняя. Муж на фронте. Она – фельдшер 1-й Мурманской городской поликлиники», – вспоминает Людмила Ивановна.
Жизнь в предвоенные годы была тихой и спокойной. И вдруг – война! Иван Николаевич Тимофеев на следующий день ушёл на фронт. В городе стало тревожно. Везде очереди – в магазинах, сберкассах, на почте.
«Помню, как мы с мамой вышли на крыльцо дома и увидели старичка-возницу и лошадку, запряжённую в телегу, на которой стоял большой фанерный ящик, как оказалось, с медикаментами. Поехали на вокзал. Было это 3 июля 1941 года», – всплывают в памяти Людмилы Ивановны картинки того дня.
На станции уже стоял большой эшелон теплушек с двумя паровозами. Провожающих было много, ещё больше – слёз и рыданий.
«Наша теплушка № 33. В это время по радио услышали голос Сталина: «Братья и сёстры…» Все высыпали на железнодорожные пути и окружили столб с громкоговорителем. Трудно объяснить, что мы тогда чувствовали. Но вот наш бесконечный состав тронулся. И тут началось: «Тридцать третий! Тридцать третий!» Сколько лет прошло – а в ушах порой так и звенит: «Тридцать третий!» – вспоминала женщина.
Поезд начали бомбить ещё под Кандалакшей, людей пытались успокоить, говоря, что это взрывы в горах, но взрослые всё понимали. Причины стоянки поезда на открытой местности скрывать уже не было смысла: путь разрушен.
Теплушки набиты людьми, сколько вмещали нары. Вокруг суматоха: кто-то ошпарился кипятком, кто-то заболел, кому-то стало плохо, а кто-то готовился к родам. Часто не было воды, Екатерине Александровне приходилось мыть руки йодом, отчего кожа стала слезать чулком. У единственных туфель отвалились подмётки – пришлось вдоль состава босиком бегать.
Поезд начали бомбить ещё под Кандалакшей, людей пытались успокоить, говоря, что это взрывы в горах, но взрослые всё понимали. Причины стоянки поезда на открытой местности скрывать уже не было смысла: путь разрушен. До Беломорска бомбили ещё несколько раз.
«Женщины начали рожать. Мы направляли телеграммы на станции, где есть родильные дома, чтобы подготовились к снятию рожениц с детьми. О дальнейшей судьбе этих семей мы ничего не знали. В пути я приняла не менее пяти новорождённых. Первой рожала жена военного из Кингисеппа», – рассказывала Тимофеева.
Вторая часть пути, от станции Обозерская до станции Кадошкино в Мордовии, была спокойной, теплушки не бомбили.
«Девочке кусочек хлеба…»
Мурманский состав встречали женщины в мордовских национальных костюмах. Прибывших погрузили на подводы и развезли по деревням.
«Вместе с детьми восьми – десяти лет меня с дочерью доставили в райцентр Инсар в 25 км от Кадошкино, – вспоминала Екатерина Тимофеева. – Нам было выделено небольшое помещение, в котором мы организовали детский дом на 50 человек. Меня назначили врачом. Здесь же была мурманчанка Глазычева с двумя детьми. В местной санэпидстанции работала санфельдшер мурманчанка Розова. Позже в Инсар приехали и другие северянки с детьми. Мне запомнилась Шура Логинова, жена первого секретаря Микояновского райкома партии. Её трёхлетний сын и моя четырёхлетняя дочь вместе ходили в садик».
На фронте было тревожно, женщины переживали за мужей. Часто при встречах узнавали друг у друга, есть ли письма с фронта. Иван Николаевич Тимофеев не знал, где находится семья. Только через два месяца они получили от него первое письмо – соседи в Мурманске рассказали, где их искать.
Мама берегла каждый кусочек хлеба и хранила их в холщовом мешочке, который висел на верёвочке над русской печкой. Я залезала и нюхала этот мешочек. Брать категорически было нельзя.
Было голодно. Хлеба полагалось 400 граммов на человека. Сахара не было. Маленькое ведро картошки стоило 200 рублей. В обмен на одну простыню можно было выменять два стакана пшена. Плохо было с солью.
«Мама берегла каждый кусочек хлеба и хранила их в холщовом мешочке, который висел на верёвочке над русской печкой. Я залезала и нюхала этот мешочек. Брать категорически было нельзя. Но в один печальный день его опустошили мыши. Вот было горе так горе!» – рассказывает Людмила Ивановна. – Однажды ночью за мамой прибежали: кому-то плохо. Я, как всегда, с нею, уцепившись за подол платья. Помощь оказана. Хозяйка: «Докторица, как вас отблагодарить?» Мама как-то испуганно: «Что вы, что вы, ничего не надо!» Тут я дёргаю её за подол. Тогда она, глядя на меня, говорит: «Разве вот девочке кусочек хлеба…»
В старом здании гимназии пришлось открыть госпиталь. Екатерину Александровну мобилизовали и назначили старшей медсестрой. Нужно было быстро подготовиться к приёму раненых.
«Местная власть дала кровати и матрасы. Мы набили их соломой. Но не было подушек. Тогда по радио мы обратились к населению за помощью. Добрые люди за сутки принесли столько подушек, что хватило по две на каждого раненого! – вспоминала Тимофеева. – Раненых поступало много. Зимой мы шили для них стёганые мешки. При приёме из санитарного поезда каждого помещали в мешок, зашнуровывали до подбородка и в таком виде доставляли в госпиталь. За эту работу отвечала я. В пути бегала и смотрела, чтобы раненые не обморозили лицо. И в госпитале очень трудным делом было отопление. Нам часто приходилось ходить в деревни, обращаться в сельсоветы и колхозы с просьбой о выделении лошадей с ездовыми для вывозки дров из леса. Все хозяйственные работы мы выполняли своими силами, сами ремонтировали, красили и белили помещения госпиталя. Так мы, находясь в эвакуации, помогали бить ненавистного врага. В эти тяжёлые годы вдали от родного города женщины Мурманска своим трудом приближали Победу, более того, они сохранили жизнь и спасли детей».
Кукла в развалинах
В конце 1943-го за Екатериной Александровной и Людочкой приехал Иван Николаевич и забрал их в Мурманск.
«Вернувшись в Мурманск, увидела, что соседний дом разбит пополам: в центр попала бомба. Долго стояла и смотрела на развевающиеся на разбитых окнах занавески», – вспоминает мурманчанка Людмила Ивановна.
В городе было неспокойно: вражеские самолёты продолжали бомбить. Ложиться спать приходилось в верхней одежде, чтобы в случае необходимости по тревоге бежать в бомбоубежище.
«В первую же ночь прозвучал сигнал: «Воздушная тревога!» Муж, набросив шинель, подхватил дочку, и мы побежали с Ленинградской улицы в подвал-бомбоубежище, ныне дом на проспекте Ленина, 76. В небе гудели самолёты, вокруг всё дрожало. На землю падали осколки зенитных снарядов. В бомбоубежище было много народу, – вспоминала Екатерина Александровна. – Затем второй раз после 1941-го я проводила мужа на фронт. Вражеские налёты продолжались и в 1944-м. Я не могла спокойно смотреть на развалины, сожжённые дома. Только печи и высокие кирпичные трубы напоминали о том, что здесь жили мирные люди».
«Мы бегали с девочками по дворам. В доме на проспекте Ленина, 76 находился детский садик. Подошли к нему – и увидели, что он разбит. На втором этаже нет стёкол, красивая большая кукла, зацепившись за что-то ногой, болтается из стороны в сторону, её длинные белые волосы развеваются от порыва ветра, рядышком – зелёненький стульчик, и ветер шевелит страницы книг», – по сей день в подробностях помнит Людмила Ивановна.
Горздравотдел направил Тимофееву на работу фельдшером в поликлинику № 2.
«Великая Отечественная война закончилась Победой. Но, вспоминая те годы, постоянно думаешь: не надо, не надо никакой войны! Хватит тех страданий, которые выпали на долю нашего поколения, – со слезами на глазах рассказывает «АиФ» Людмила Ивановна Брюханова. – Не стало мамы в декабре 1999 года».
Искусство памяти. В Мончегорске работает музей «Дети войны» 
Главный редактор «АиФ на Мурмане» встретилась с ветеранами войны и труда 
«Русские спасли нас». В Мурманске презентовали книгу «Воспоминания о войне» 
Операция изгнания. Маршрут памяти проложили от Мурманска до Вардё 
Последняя битва за Север. Историки обсудили Петсамо-Киркенесскую операцию