Примерное время чтения: 10 минут
329

Родину разминировал. До сих пор на Кольском полуострове находят боеприпасы

АиФ на Мурмане №18-19 08/05/2019
Виктор Шубин / АиФ на Мурмане

Мурманская земля и по сей день усыпана боеприпасами. Пару лет назад на дне Семёновского озера нашли фугасную авиабомбу. По оценкам специалистов, заряд в тротиловом эквиваленте был около 10 кг. Взрывали срочно и на месте.

«После войны на Севере прошло 75 лет, но и сейчас она напоминает о себе оставшимися на местах боёв самыми разнообразными взрывоопасными предметами. Мне приходилось находить даже боеприпасы времён гражданской войны», – рассказал «АиФ на Мурмане» военный инженер, ветеран Великой Отечественной войны, полковник в отставке Павел Николаевич Лоснов.

«Вернулись только наши»

Александра Михова, «АиФ на Мурмане»: – Павел Николаевич, расскажите, как жили до войны? Вы же ещё совсем ребёнком в то время были.

Фото: АиФ на Мурмане/ Виктор Шубин

Павел Николаевич Лоснов: – Жизнь у меня очень долгая – 93 года, правда, дед 102 года прожил. Нас было в семье десять человек, двое умерли в детстве. На войну ушли четыре брата, трое ранены были, а один совсем без ранений вернулся, но через год умер от гепатита. В 14 лет пошёл с отцом работать на кирпичный завод. Нужно было сделать 700 кирпичей в день, за это давали буханку хлеба и немного денег. Тогда уже, в 1940 году, продуктов не хватало, голодно было. Сушили сухари – они нас долго выручали потом. С началом войны ещё немного поработал на заводе, а осенью уже пас коров. В школу отец не пустил. Мы вместе с дядей моим возили на лошади сельхоззаготовки для государства – яйца, сено, зерно – за 120 километров, в Иваново. А в 17 лет, в 1943-м, ушёл в армию. Представляете, из всей деревни только наши мужики вернулись с фронта, остальные погибли.

– Трудно пришлось в «учебке»?

– Ох и трудно! Постоянные учебные тревоги, пешие и лыжные марши, плохое питание, хроническое недосыпание. Вскоре после призыва заболел командир, его уволили в запас, а вместо него назначили меня. Конечно, как я теперь понимаю, командир из меня был в ту пору никудышный, но приказ есть приказ.

Помню, как получил первое взыскание. В феврале 1945-го командир роты старший лейтенант Кокряцкий, добрейшей души человек, отпустил на неделю домой курсанта с интересной фамилией Молотов. Вернувшись в роту, тот привёз командиру бутылку водки и попросил меня передать. Я положил её в грудной карман шинели, висевшей на вешалке в каптёрке. Через некоторое время ко мне неизвестно зачем пришёл командир батальона капитан Алябьев, зловредный мужик, и нечаянно рукой оперся на бутылку в шинели. Вытащил её и спросил, что это означает. Одна – поделиться нельзя. Я молчал, как партизан на допросе. В военное время всё решалось быстро. Уже на следующий день меня понизили в звании до младшего сержанта. Я стал проситься на фронт, мне долго отказывали. На фронт попал, но уже не на запад, а на восток, на будущий Забайкальский, 12 июня 1945 года – снова в должности старшины (уже маршевой роты), но всё ещё в звании младшего сержанта. И прослужил в нём около трёх лет. Спустя 17 дней мы прибыли в Монголию.

Павел Николаевич Лоснов
Родился 1 марта 1926 года в д. Анискино Пестяковского района Ивановской области. С 6 ноября 1943 по 15 декабря 1971 года служил в рядах Советской армии. Принимал участие в Великой Отечественной войне. В 1951 году окончил военно-инженерное училище по специальности «строительство и эксплуатация дорог, мостов, фортификационных сооружений, взрывное дело». В 1964 году с отличием окончил курсы по изучению новейшей техники при Военно-инженерной академии им. Куйбышева. За 28 лет военной службы прошёл путь от рядового до полковника. После увольнения из армии работал военруком в средней школе № 1 города Мурманска. Награждён орденом Отечественной войны II степени, орденом Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За безупречную службу» I и II степеней, медалью Жукова и ещё более чем двадцатью медалями, а также почётным знаком «За заслуги перед городом Мурманском».

Наступал на костылях

– Вы тогда понимали, что война с Японией неизбежна?

– Тогда это все понимали. Японцы к войне готовились. К счастью, у них были ошибочные сведения о численности и оснащённости советских войск. Мы обеспечивали продвижение танков по горному хребту Большой Хинган высотой до 2 тыс. метров. Однажды нашему резервному танковому батальону было приказано обследовать дацан (монастырь), где, по данным разведки, находились японцы. «Монахи» встретили огнём. Стрелковая рота окружила дацан, танки открыли огонь, и вскоре в нескольких местах появились белые флаги.

– Тогда вы получили ранения? Расскажите, как всё произошло.

– Да что рассказывать, тут показывать надо! (И задирает штанину, чтобы показать шрам на коленной чашечке.) В низинке остановился перед моей машиной танк, я пошёл помогать. В этот момент начался обстрел из миномётов. После первого выстрела осколок пробил мне ремень, фуфайку и остановился на позвоночнике, не повредив его. От второго выстрела я пострадал серьёзнее. Осколок попал в правую коленную чашечку и застрял в ней. Я упал, от контузии оглох, ничего не слышу, в голове шум. Так глухим и остался на всю жизнь. Даже в академию не взяли по службе: служить можно – учиться нельзя. Обидно! (Смеётся.) В общем, когда с японцами было покончено, батальонный фельдшер младший лейтенант Федя Стяжкин прямо в кузове «Студебекера» плоскогубцами извлёк осколок из коленки. Маленькую ранку на позвоночнике обработал и заклеил марлевой повязкой. Лицо Феди до сих пор в памяти. Но я ему потом «отомстил»: подарил 20-литровую канистру спирта! Дальше я наступал на костылях. А 22 августа мы вошли в Порт-Артур.

– Вы как будто анекдот рассказываете!

– Анекдот и есть! Помню, потом поступил мне приказ от командира: если расформируешь роту нормально и меня в тюрьму не посадят, отпущу тебя в отпуск в Москву. Я рвал и метал! Прихожу к начпроду, тот заявил, что ещё в Венгрии у нас корова числилась. А я даже рогов её не видел – не то что корову! Он говорит: «Или корову ищите, или мясо». Нашёл! У нас было много трофейного имущества на складе, взял я мешок муки, мешок сахара, канистру спирта и отвёз его жене на квартиру. Он, конечно, догадался, что это «корова». На следующий день прихожу – а он: «Ошибочка вышла, нет у вас коровы!» Успокоился, но зря. Пришёл в отдел укомплектования проверять списки личного состава, оказалось, одного человека не хватает. А это уже не корова. Где его убили да не списали – не знаю. Ищите, говорят. Провожу ту же операцию – солдат нашёлся.

Так я уехал в Москву (туда после войны все торопились), но на этом анекдоты не закончились! В столице с офицерскими должностями напряжёнка. Но мне не до жиру, быть бы живым – лишь бы остаться. Нашлась должность старшины-писаря, но оклад на 300 рублей меньше моего. Я согласился, конечно! А потом отправили работать старшиной контрольно-проверочного отделения. Это работа с осуждёнными и дезертирами.

После пяти лет солдатской и сержантской службы, осенью 1948 года, я наконец-то решился поступить в военное училище. Это мой последний год, когда мог поступить, но медкомиссию завалил. Хорошо, начальник училища меня поддержал, подписал. На этом беды мои не кончились. Прихожу сдавать немецкий язык, преподаватель спрашивает: «Были ли вы на фронте, убивали ли вы немцев?», – я как-то интуитивно ответил: «Найн», – а понятия не имел, что она спросила. Поставила «отлично». Но приняли в училище меня с трудом. Надо было изучать высшую математику, а я лишь один месяц проучился в девятом классе, потом пять лет пропустил. Попросился сдавать на мандатной комиссии. Пришёл к генералам, спросили откуда, я сказал: из комендатуры Москвы. Смотрю, один оживился, спросил про знакомых – я рассказал. Они поверили моему обещанию всё осилить, и в виде исключения, «условно» я стал курсантом. За первый семестр всё выучил по математике, а английский завалил, пришлось пересдавать. Пересдал и тут же забыл его, уехав в Германию. А по-немецки разговаривал.

По следам войны

– А как с супругой познакомились?

– Московское военно-инженерное училище находилось тогда в Ленинграде. Спальные помещения располагались в Михайловском замке, а учебные корпуса – на Садовой улице. В спальне Павла I, где его убили, была Ленинская комната 1-й курсантской роты, а в спальне его супруги – библиотека, в которой читальным залом заведовала моя будущая жена. Я пришёл записаться, получить литературу. Она заполняет читательский билет и спрашивает в шутку: «Женат?» Я ответил: «Без женитьбы грешен!» (Смеётся.) Так мы три года дружили, а потом я с ней 60 лет прожил, 8 лет назад умерла. Она была хорошей женой.

– Вы и в Германии успели по­служить?

– Шесть лет вместо положенных пяти: не могли найти замену. Так меня, глухого, держали до полковника. Семьи офицеров до 1953 года привозить в Германию не разрешалось. В январе следующего года в Потсдам приехала моя жена с трёхмесячным сыном. Выделили нам комнату в пятикомнатной квартире, в которой раньше жил немецкий офицер, а теперь разместились четыре советских офицера с семьями.

После Германии направили в Эстонию, хотя отбирали и в Египет, и в Сомали, и в Югославию. Однажды в Эстонии ко мне обратилась директор школы из города Кингисеппа и сообщила, что при рытье траншеи недалеко от школы обнаружены снаряды. Дети в то время были на летних каникулах. В траншее 76-миллиметровые снаряды времён Первой мировой войны. Грунт – спрессованная галька, без лома и кирки не разрушишь, а силой бить нельзя – опасно. Пришлось пользоваться штык-ножом. Снаряды обнаруживались снова и снова, взрыватели тоже должны быть рядом. Только бы не попасть в них! Выскрёбывать грунт пришлось руками. Жара, шум в голове, руки болят. Нашёл! Вытащил 272 снаряда!

Девять лет там прослужил, а потом меня направили на Кольский полуостров, в десяти километрах от Печенги – сейчас этого городка уже и нет на карте. Но я там немного командовал: сын сильно болел, ему нужно было лечиться в областных учреждениях, и я согласился идти на понижение, на майорскую должность, в Мурманск, чтобы ребёнка лечить. Но каждое лето был в Печенге в разных частях на разминировании. После войны на Севере прошло 75 лет, но и сейчас она напоминает о себе оставшимися на местах боёв самыми разнообразными взрывоопасными предметами. Мне приходилось находить даже боеприпасы времён гражданской войны.

Весной 1971 года недалеко от реки Печенги услышал взрыв. Поехал, вижу стоящего мальчишку, а за ним ещё двое лежат. Бегу к ним. Один погиб, второй ещё жив, но без сознания. Везу всех в госпиталь в Печенгу. Оказалось, гуляя вдоль реки, ребята увидели оголившийся бок мины, откопали её, положили в костёр. Ждали больше часа, а она не взрывается. Костер стал прогорать, они пошли за хворостом, а когда возвращались, произошёл взрыв. Двое полегли в том порядке, как шли. Последнему повезло, его не зацепил ни один осколок, лишь слегка контузило. А ведь сколько раз предупреждал школьников: не трогайте мины, зовите взрослых!

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно

Топ 5 читаемых

Самое интересное в регионах