«И восходит солнце…». Рецензия на спектакль «Профи»

Спектакль «Профи» малой сцены Мурманского областного драматического театра – премьера прошлого творческого сезона. Поводом рассказать об этой постановке более подробно стал успех заслуженного артиста России Александра Водопьянова, чью работу – роль Луки Лабана – оценили на III Северном театральном фестивале в Сыктывкаре и вручили диплом в номинации «Лучшая мужская роль».

Московский театральный критик Павел Подкладов сравнил тогда мурманского артиста с легендой французского кино Жаном Габеном, а гостья из Сербии, театровед Драгана Бошкович, убеждена: мурманский спектакль и особенно игру Водопьянова должны увидеть на родине драматурга Душана Ковачевича, по чьей пьесе создан «Профи». «Ваш Лука Лабан лучший», – заверила Драгана.

О высоких оценках фестивального жюри и награде уже писали СМИ, а подробная рецензия на спектакль публикуется впервые. Кандидат филологических наук и лектор Марина Наумлюк представила свой взгляд на постановку.

Пьеса «Профи» (в оригинале «Профессионал») знаменитого сербского драматурга и режиссёра Душана Ковачевича была написана в 90-е годы прошлого века, и в ней раскрываются события трагической истории Югославии: падение коммунизма, смена поколений, элит, социальных и политических координат. В Мурманском областном драматическом театре эта пьеса была поставлена сербским режиссёром Юго Петровичем в ноябре 2018-го, что само по себе знаменательно, поскольку Петрович знаком с драматургом и знает реалии жизни современной Сербии.

В пьесе раскрываются события трагической истории Югославии: падение коммунизма, смена поколений, элит, социальных и политических координат.

Однако не социальная и не политическая проблематика определяет глубинный смысл спектакля, а вечная философия библейской книги Экклесиаст: поколения сменяют друг друга, круговорот мира неостановим, всё повторяется и всё – суета сует.

«Книга жизни» Теодора Края

Сюжет драмы основывается на встрече и общении двух персонажей, младшему из которых только исполнилось сорок лет. Это Теодор Край (А. Шпеко), он писатель и директор издательства, а в прошлом – молодой бунтарь, выступающий против власти. Старший из них – Лука Лабан (А. Водопьянов) – полицейский, который во времена коммунизма следил за молодым интеллектуалом. Жизнь изменилась, коммунистический режим пал, и вот Лабан приносит Тейо теперь уже ненужные записи наблюдений, переплетённые в несколько блокнотов, которые представляют из себя своеобразную «книгу жизни» Теодора Края.

Действие спектакля выстраивается ретроспективно, в объяснениях персонажей вскрывается прошлое, обнажаются тайны личной жизни. Зрители вовлекаются в напряжённую психологическую и интеллектуальную дискуссию героев, принадлежащих разным поколениям, разным социальным слоям. Петрович активно использует поэтику драмы-дискуссии, разработанную Ибсеном и Шоу, в которой, помимо диалога, важен подтекст для понимания общей режиссёрской концепции. Подтекст и внутреннее действие создаются лаконичными средствами: жестами, мимикой, пантомимой, интонацией, пластикой движений, с помощью сценографии.

Художник-постановщик спектакля заслуженный работник культуры России Наталья Авдеева предлагает простое оформление в черно-бело-серой гамме с минимумом предметов. На сцене стол, два кресла, мягкое и с прямой спинкой, за занавесом – неоновое подобие рекламы. Позднее появляется огромный чёрный чемодан, наполненный старыми забытыми вещами, как аллегория жизни, где каждый предмет в процессе разговора рождает поток воспоминаний. Ничто на сцене не отвлекает от глубокого смысла человеческого общения.

Общение рождает понимание?

Сценический ритм спектакля отражает внутренний строй чувств каждого героя. В начале и конце действия, когда конфликт героев достигает апогея, нарастает напряжение. А в середине драмы долгие паузы создают ощущение остановившегося времени, но именно в этом неспешном ритме персонажи прислушиваются к себе, воспринимают другого, постигают смысл собственных поступков.

В первой сцене спектакля пластика и энергичные движения Тейо отражают образ человека молодого, активного, знающего себе цену. Герой Водопьянова – противоположность Тейо. Это немолодой человек в чёрном пальто, который на протяжении долгого времени держит руки в карманах, закрываясь от новой власти, которой он выброшен из жизни, от своего нынешнего визави Теодора Края. В течение спектакля трудно оторвать взгляд от этих рук, которые на фоне чёрного пальто как будто «рассказывают о жизни». Жесты простые, сдержанные, без аффектации: иногда движется одна рука, сжатая в кулак, часто раскрыты две ладони, руки поднимаются вверх невысоко, опускаются вниз, в карманы. Чем активнее на сцене Лука Лабан, тем в большей степени замедляется, а позднее исчезает молодцеватая повадка Тейо. Он – писатель, человек впечатлительный, из рук Луки Лабана как будто наполняется новым содержанием его душа. Именно пантомима, не менее важная, чем текст, характеризует развитие психологического диалога. В какой-то момент жесты героев зеркально повторяют друг друга, рождая взаимопонимание: Лука вытирает лицо платком, достаёт носовой платок и Тейо, у одного руки в карманах, кладёт руки в карманы и другой персонаж.

Неосознанно герои стремятся прорваться к основам человечности, вне социальных конфликтов времени. Им жарко, один снимает пальто, другой пиджак и плащ. Это раскрепощение означает движение навстречу друг другу, желание вернуться к простому смыслу отношений старшего и младшего, отца и сына, тень Лира встаёт за их плечами: «Долой, долой с себя всё лишнее!». Меняются мизансцены спектакля: герои чаще вместе, один в кресле, другой стоит рядом. Выясняется, что Лука не столько следил за Тейо, сколько его спасал, когда тот выпал из окна поезда, когда его едва не убили враги, как будто он, полицейский, оберегал не чужого парня, а своего сына Милоша. Дети уходят, оставляя родителей, забывая их подарки, потерянные Тейо отцовские часы – это печальный символ навсегда утраченного времени.

Кульминацией и эмоциональным центром спектакля становится сцена, где Тейо прижимает к щекам подаренные матерью перчатки, а Лука не сдерживает слёзы, закрывая лицо ладонью.

Функция героев в спектакле неравнозначна: как будто мы присутствуем при сеансе гипноза, где один властвует, а другой подчиняется. Реалистический характер благодаря прекрасной игре Водопьянова приобретает черты символа. Тейо не помнит и не узнаёт Луку, но Лука сопровождал Тейо то в форме проводника, то в облике почтальона, продавца газет, таксиста… – словом, в облике незаметного профессионала. Безличные силы судьбы часто появляются в маске официальных представителей власти. Лаконично, с помощью слегка монотонного и повторяемого жеста, сопоставимого с приёмами игры в античном или классицистическом театре, артист Водопьянов создаёт образ своего героя как символ трагического рока.

Меняется рисунок роли Шпеко, замедляются движения, поток речи останавливается, остаётся только крупный план открытого, беззащитного лица, которое отражает сильное душевное волнение. Образ писателя Тейо Края – несомненная удача актёра в создании многогранного и психологически достоверного характера.

«Что есть истина?»

Однако художественный образ спектакля складывается не только из реалистических диалогов и мизансцен, он существует в пространстве постмодернистской эстетики. Постепенно зритель осознаёт: не существует единственной точки зрения на события. Есть жизнь и автобиографические книги Тейо Края, и они не совпадают. Есть запись поступков писателя от лица полицейского, есть личность Луки Лабана в осознании Тейо. Есть «третий лишний, который всегда появляется не вовремя» и который придаёт драматическим событиям комический смысл – это секретарь Тейо, его подруга Марта (Н. Волкова). Этот персонаж не раз прерывает диалог главных героев, поскольку происходящее Марте кажется странным: почему мужчины раздеваются, почему Тейо в меховой шапке, почему надо заказать ужин вместо обеда, не вызвать ли полицию? Актриса Волкова создаёт узнаваемый образ здравомыслящей, деликатной и слегка уставшей женщины, но её светлый костюм на фоне чёрно-серой гаммы мужской одежды становится знаком иного мира, менее категоричного, менее жестокого, милосердного.

Идейный смысл пьесы композиционно смещается к финалу. Центром замысла становится повествование о собаке, которая верно служит хозяину, затем её выбрасывают на улицу, убивая из жалости (так часто поступают и с ослабевшими стариками за их ненадобностью), а шерсть убитой собаки ещё долго цепляется к вещам, мебели, одежде… А потом на свободную цепь сажают новую. Это метафора, касающаяся смены поколений, её активно обсуждают герои.

Центром замысла становится повествование о собаке, которая верно служит хозяину, затем её выбрасывают на улицу, убивая из жалости (так часто поступают и с ослабевшими стариками за их ненадобностью), а шерсть убитой собаки ещё долго цепляется к вещам, мебели, одежде…

История человека и собаки – один из самых распространённых архетипических сюжетов мировой литературы ХХ века. Он включает цитаты из булгаковского «Собачьего сердца», из романа Камю «Посторонний», из пьесы Олби «Что случилось в зоопарке», из «Повести о мышах и людях» Стейнбека… Общий смысл сюжета – отражение безграничного одиночества человека, невозможность контакта между живыми существами, казнь тех, кого любишь, абсурдность жизни вообще.

В финале Лука отправляется в больницу и оставляет Тейо аудиозапись (настоящий профи!) только что состоявшейся встречи. Тейо в полумраке начинает слушать, мы возвращаемся к началу пьесы и понимаем, что для него эта запись станет материалом для новой талантливой книги, в которой интерпретация событий может быть вольной. Так в кольцевой композиции воссоздаётся «театр в театре», приём, которым часто пользовался Шекспир для создания иллюзии происходящего. Театральная иллюзия формирует поэтическую атмосферу спектакля, в которой на первый план выходят вопросы, касающиеся философского смысла бытия и эстетической природы искусства.

Выразительная игра актёров сначала создаёт ощущение жизненной правды, ясности моральных оценок, но общий сценический образ спектакля вызывает мысль о хаосе бытия.

Возможно ли уловить истину, если она существует во множестве субъективных представлений? Как автору обозначить жанр спектакля, который не может быть однозначно трагедией, драмой, комедией? Как у Ковачевича – «грустная комедия»? А может, как у Шекспира в комедии «Сон в летнюю ночь», где герои смотрят «короткую, но длительную пьесу, весёлую трагедию в стихах»?

Югослав Петрович поставил очень интересный спектакль, который, несмотря на видимую простоту и камерность сюжета, обладает многомерностью смыслов. Выразительная игра актёров сначала создаёт ощущение жизненной правды, ясности моральных оценок, но общий сценический образ спектакля вызывает мысль о хаосе бытия. Двуплановость каждого образа (полицейский – воплощение рока, чиновник – он же писатель, секретарша – как существо из другого мира) переводит действие из области жизненных реалий в пространство театральной условности и поэтического воображения.