Примерное время чтения: 8 минут
788

Саами по себе: чем живёт коренной малочисленный народ Кольского Севера

АиФ на Мурмане №6 08/02/2023
А. Дубовцев: «Я по три месяца один жил в тундре, дважды там праздновал день рождения, много читал».
А. Дубовцев: «Я по три месяца один жил в тундре, дважды там праздновал день рождения, много читал». / Андрей Дубовцев / Из личного архива

6 февраля мы отметили Международный день саами — коренного малочисленного народа Севера.

Как сегодня живут саами? Почему молодёжь уезжает из Ловозера? Как развивается оленеводство и какие проекты в будущем помогут сохранить саамское наследие?

Об этом и не только «АиФ» побеседовал с руководителем территориально-соседской общины коренного малочисленного народа саами «Аххтан» («Вместе») Андреем Дубовцевым.

С тундрой по жизни

Александра Михова, «АиФ—Мурманск»: — Андрей, ваша мама по национальности саами, но она решила связать свою жизнь с медициной, а не с оленеводством. Скажите, как родители восприняли, что вы после обучения в Будапеште вернулись в тундру?

Андрей Дубовцев: — Признаюсь честно, когда я вернулся из Будапешта в Ловозеро, многие пальцем у виска крутили. Первые года три родители были против, конечно, но потом свыклись. Тем более брат пошёл по их стопам, он работает стоматологом. А я направился в тундру. Сначала помогал: дрова заготавливал, обеды варил, дежурил, ремонтировал изгородь. Затем стал оленеводом III разряда. По три месяца один жил в тундре, многократно там встречал дни рождения и новые года, много читал. Были и опасные ситуации: однажды сломался снегоход, пришлось пешком идти 28 км, ночевал под елью, потом туннель соорудил под горой Утренней и спал там. Из еды с собой были только хлеб и водка, которой я растирался. Ещё согревали китайские самонагревающиеся грелки: мне их привезла из Южной Кореи подруга, с которой мы вместе учились в Венгрии. Обманули, правда: на упаковке написано, что они греют шесть часов, на самом деле — чуть больше получаса!

Досье
Андрей Дубовцев. Родился 6 июня 1987 года в Тюмени. С 1989 года проживает в Ловозере. В 2006 году окончил Северный национальный колледж по специальности «резчик по кости, рогу, капу», в 2010 году — Мурманский филиал Современной гуманитарной академии по специальности «лингвистика». В 2012 году окончил институт им. Балинта Балашши в Будапеште (Венгрия). Был членом общественного молодёжного парламента при Мурманской областной Думе с 2010 по 2011 год.

А вообще, знаете, большинство ребят из тех, с кем я учился в Мурманске и в Ловозере, разъехались. Сегодня в деревнях и сёлах есть проблема с алкоголем и наркотиками. Я думаю, тут очень многое зависит от семьи, главное, чтобы родители были рядом и смогли увлечь ребёнка. У нас «европейская тундра»: до Мурманска ехать всего два часа, до Кировска — 190 км. Всегда можно чем-то заняться. Было бы желание и финансы.

Кстати, а сколько сегодня зарабатывает молодой специалист в оленеводческой
компании?

— Около 35 тыс. рублей, наверное, будет. Однако, я думаю, здесь немножко другая философия: для тех, кто по примеру отцов занимается оленеводством, деньги не главное. Мой дед и прадед были оленеводами, бабушка и прабабушка – всегда рядом с ними: чумработницы, они шили одежду, готовили на всю бригаду, они застали время образования двух колхозов на полуострове. Прадед Александр Фёдорович Кириллов служил в годы войны в транспортном батальоне. На оленьих упряжках под артобстрелами доставлял на передовую боеприпасы, продукты, вывозил раненых бойцов. Вернулся с фронта. Дальше продолжил работу оленеводом.

Если всё это помнить, хранить в себе, в крови, то, согласитесь, зарплата уходит на второй план. В тундру идут не за большими деньгами, но и здесь можно их зарабатывать.

Андрей, на какие проекты вы делаете ставку в будущем?

— Во-первых, мы, конечно, рассчитываем на сохранение и развитие оленеводства. И тут встаёт вопрос с пастбищами, которые затрагивают интересы горнопромышленных компаний. Во-вторых, это прибрежное и озёрное рыболовство. У нас есть готовый проект переработки сига, щуки, налима, окуня, гольца. Это в свою очередь даёт рабочие места и высококачественную  продукцию, которую можно использовать для туристической отрасли.

И третье направление – кожевенное производство в Ловозере. В 2016 году мы продавали шкуры оленей в Финляндию. Это было большое подспорье, ведь прежде их утилизировали, а это очень дорого стоит. Мы продавали по 7–12 евро за штуку в зависимости от класса шкуры, а после обработки её же продавали уже по 70–120 евро. Похожее предприятие есть и в Швеции, у них аналогичное направление, что и у финнов, вдобавок они поставляют кожу в Италию. Мы были и у финнов, и у шведов, и даже у итальянцев, возили наши шкуры, посмотрели, как там всё устроено и что можно произвести из наших северных шкур. Этот проект просуществовал около пяти лет. Сначала пандемия ударила, количество туристов резко упало, соответственно, и спрос на выделанные шкуры и кожу, а также на изделия из них, и потом — экономические санкции.

«Мечтаю открыть кожевенный цех в Ловозере. Местные мастера были бы обеспечены сырьём, и самим можно было бы экспортировать продукцию, например, в Азию».

Всё бы ничего, но местные мастера остаются без качественного сырья – кожи северного оленя. А чтобы вы понимали, все они обрабатывают кожу на коленке — замачивают в старых стиральных машинках, потом дубят. Я мечтаю открыть кожевенный цех в Ловозере. Местные мастера были бы обеспечены сырьём, и самим можно было бы экспортировать продукцию, например, в Азию.

Вообще у оленеводства огромные перспективы! Недавно вернулся из Южной Кореи, посмотрел там фармацевтические заводы: есть интересные задумки. В России около 2 млн особей северного оленя от Анадыря до Кольского полуострова, а кожевенного производства до сих пор нет, кроме крупного рязанского завода.

Инициатива привела к дефициту?

В школах Мурманской области с некоторых пор появились блюда из оленины. Как относитесь к этой инициативе?

— Положительно! Несмотря на непривычный, специфический вкус, оленина — самое чистое мясо. В ней нет кормовых добавок, не применяются гормоны роста, антибиотики. Олень выбирает для себя в тундре только экологически чистое и привлекательное. На самом деле мурманчане даже не пробовали настоящего оленьего мяса. Оно действительно очень вкусное.

С другой стороны, эта инициатива привела к дефициту оленины — ни северянам, ни туристам, желающим попробовать блюда с национальным колоритом, она практически не доступна.

— Да, это так. Необходимо увеличивать поголовье оленей, ставить иную инфраструктуру, многое менять, на это нужны инвестиции. Государство таких не предоставляет, а частный капитал неохотно идёт навстречу: деньги «долгие», рентабельность проекта невысокая.

Мы обратились в правительство Мурманской области с заявкой на инвестиционный проект. В нём прописано многое из того, чего сейчас не хватает местному оленеводству. Если нас поддержат, обязательно поставим вкусное мясо оленя на стол северянам и туристов накормим.

«Если нас поддержат, обязательно поставим вкусное мясо оленя на стол северянам и туристов накормим».

Что ещё сегодня беспокоит саами?

— Я полагаю, всё то, что беспокоит не только малый народ Севера, а многих проживающих в районе и области. Ведь у саами нет каких-то исключительно своих интересов, мы проживаем на одной территории, и заботы у нас общие. Беспокоит сохранение дикой природы, и не только в связи с разработкой открытым способом месторождений платиноидов и литиевых руд. Уже давно в Кейвах обнаружены богатейшие залежи алюминия, очередь дойдёт и до него. Но мы дети природы. Мы родились здесь, наши дети и внуки будут тут жить. Мы никуда не уедем с Севера. Что мы им оставим?

Не время стесняться

У саами долгие годы были крепкие международные связи. Как сейчас с ними обстоят дела?

— Никак. Всё свернулось, кроме личных контактов. Политика политикой, а человеческие отношения никто не отменял: общаемся, советуемся, помогаем друг другу. В основном они нам, конечно, а у них есть чему поучиться.

В прежние времена саами были единым народом, известны наши далёкие родственники, проживающие в Норвегии, Финляндии и Швеции. Саами жили и выпасали стада оленей на всём Кольском полуострове. Если посмотреть топонимику Мурманской области и севера Карелии, то саами проживали повсеместно. Простой пример: саам садился в кирежи и ехал в гости или по делам через другие погосты в Лапландию, Карашьёк (губерния Финнмарк). Там его принимали как сородича.

А на каком языке вы сегодня общаетесь?

— На саамском, на его северном диалекте. Многие знают разговорный английский. Конечно, бытует мнение, что саами ходят в малицах и ездят на оленьих упряжках. Чуть ли не «забитый» народ. Это ошибочно. Да, у нас национальная одежда, и многие в праздники с гордостью её надевают. Есть традиции, и мы их чтим.

Согласно последним данным переписи населения, число саамов в Мурманской области немного уменьшилось: с 1 599 до 1 363 человек. Как вы думаете, причина кроется в естественной и миграционной убыли или люди скрывают свою национальность?

— Сегодня уже никто не скрывает, что он саами, хотя такое в нашей истории было. Я думаю, причина в убыли: смертность преобладает над рождаемостью. Кроме того, мне кажется, не все переписчики дошли до саамов. Сейчас не то время, чтобы стесняться называть себя саами, скрывать свои корни.           

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно

Топ 5 читаемых

Самое интересное в регионах