Год назад на базе Кольской больницы открылось отделение паллиативной медицинской помощи.
Сюда не приходят умирать, как ошибочно можно предположить, тут помогают людям жить. Паллиатив – это не про диагноз, а про состояние человека. Здесь важно только сегодня, потому что завтра может не быть.
О жизни после диагноза неизлечимого заболевания «АиФ» побеседовал с заведующим отделением паллиативной помощи Кольской центральной районной больницы Валерием Карташовым.
Почитайте бабушке газету!
Александра Михова, «АиФ на Мурмане»: – Валерий Петрович, что такое паллиативная помощь?
Валерий Карташов: – Pallium в переводе с латыни означает «покров». Он укрывает человека в тот момент, когда нет надежды на излечение. Да, современная медицина не может излечить заболевание. Но пациент продолжает жить. Нужно сделать так, чтобы качество его жизни повысилось, чтобы перестала мучить боль. Нужно помочь ему снова принимать пищу, потому что у многих пропадает аппетит, снять интоксикацию.
Паллиативная помощь – это помощь тем, кого нельзя вылечить, но кому можно повысить качество жизни. Часто нужна помощь хирургов, чтобы поставить дренажи, терапевтов, чтобы откорректировать сопутствующие заболевания. Нужна помощь психолога, потому что если человек не научится принимать своё состояние, то все наши усилия пойдут прахом. Ему важно чувствовать прикосновения близких, он должен иметь постоянное общение. Например, пожилые люди, которые остаются одни в квартирах, постепенно угасают. Потому что разум остаётся без работы и теряет тонус так же, как это происходит с нашими мускулами. Человек лежит один в комнате, дети в другой занимаются своими делами, не желая его беспокоить. Да его надо беспокоить! Надо общаться, рассказывать, как день прошёл, газету почитать. Одинокие люди после того, как с ними начинают общаться, активизируются, к ним возвращается интеллект.
– Когда в регионе начали развивать паллиативную помощь?
– Паллиативная помощь не такая и новинка. С 2001 года на базе «Севрыбы» функционировало отделение, оно имело различные статусы: паллиативное, хоспис. Наверное, пришло время вывести паллиативную помощь на новый уровень в соответствии с федеральными стандартами, и чтобы это было максимально удобно для пациента. Для этого было принято решение построить на базе нашего учреждения абсолютно новое отделение, оснастить его, укомплектовать кадрами, что сегодня достаточно сложно (но наше отделение укомплектовано кадрами на 80 %).
Мы около полугода старательно его строили, принимая во внимание все пожелания и замечания. 1 февраля 2019 года к нам поступили первые пациенты, как раз из «Севрыбы», где закрылось отделение. Со временем стали приезжать северяне со всей области – из Мурманска, Североморска, Апатитов, Мончегорска, Оленегорска, Ревды, Кандалакши. Сегодня работает ещё одно отделение в Кировске.
«Время позаботиться о родителях»
– В вашем отделении 23 койки. Этого достаточно?
– Для чего? Вопрос некорректный. Мне и на телевидении задавали его, утверждая, что надо не 20, а 200 коек. «Ведь много людей умирает. Пусть они все у вас умирают. А сколько бабушек одиноких. Пусть они тоже у вас лежат!» – говорили зрители. Именно здесь и кроется подвох. В хирургическом отделении нужно проводить операции, сердце лечить – в кардиологическом. А в паллиативном – заниматься совершенно конкретными медицинскими задачами.
«Отлично, открылось паллиативное отделение, туда-то мы нашу бабушку, которая стала мимо унитаза ходить, и отправим. А нам нужно ремонт делать, в отпуск съездить, детей поднимать».
Люди, оставшиеся без ухода, которым нужно дать поесть и соблюсти гигиену, должны находиться в отделении сестринского ухода. Там тоже решают медицинские задачи, когда они исчерпываются, а человек не может жить дома самостоятельно, должна подключаться соцслужба. Есть дома престарелых. Человек не может прийти и поселиться в больнице, это ненормально. Хотя изначально многие родственники такую мысль лелеют. Они думают: «Отлично, открылось паллиативное отделение, туда-то мы нашу бабушку, которая стала мимо унитаза ходить, и отправим. А нам нужно ремонт делать, в отпуск съездить, детей поднимать».
– Вы серьёзно? Родственники прямо так и говорили?
– Это был первый поток людей, когда отделение только открылось. Да, нам так и говорили: «А у вас есть платные койки? Мы за деньги готовы!»
– Сколько времени больные находятся в вашем отделении?
– У нас нет лимита пребывания, в отличие от клинических отделений. Если через четыре дня человек почувствовал себя лучше, никто его держать не станет. А если он чувствует, что не справится дома, то никто его не выгонит. Но мы должны понимать: если всё управляемо, человек может находиться дома, а родным это неудобно – это не повод оставаться в больнице. Связывайтесь с соцслужбами, нанимайте сиделок. Пришло время позаботиться о родителях.
– Моя бабушка всегда говорила: дома стены лечат. Такие люди готовы покинуть больницу хоть через два часа…
– Пожалуйста, они могут отправляться домой. У нас был пациент, который сказал: «Не знаю, зачем меня сюда привезли. У меня дома всё налажено, везде подвесные системы, я сам себя переворачиваю, перевязываю. Я сам вам могу мастер-класс провести». Конечно, он поехал домой.
– Сегодня в вашем отделении есть свободные места? Или некоторые больные ждут очереди?
– Есть свободные места. Был момент, когда не хватало конкретно мужских или конкретно женских коек – мы же не можем мужчину с женщиной положить. Тогда приходилось подождать, но всего 3-5 дней. При этом вы должны понимать, это плановая помощь, здесь нет экстренности.
– Сегодня в регионе проживает 740 тыс. человек. Есть какие-то стандарты, сколько паллиативных коек должно быть?
– Мы приблизились практически к оптимальному показателю: в области 43 койки без учёта коек в структуре ФМБА. Возможно, большего количества не потребуется.
А если мы будем госпитализировать всех пациентов, потерявших социальные навыки, они будут лежать тут годами. И тогда мест, конечно, не будет.
– Почему?
– Надо каждому заниматься своим делом. Если мы не будем размещать в отделении всех подряд, а будем направлять сюда пациентов, которые нуждаются в коррекции по болевому синдрому, по интоксикации и так далее, тогда места в отделении будут. А если мы будем госпитализировать всех пациентов, потерявших социальные навыки, они будут лежать тут годами. И тогда мест, конечно, не будет.
– Назовите, пожалуйста, признаки, по которым родственники могут понять, что больного можно везти в паллиативное отделение?
– Мы – медицинское отделение в составе районной больницы. Соответственно, к нам направляют не родственники и не друзья, а лечащие врачи. В их компетенции принять такое решение. Есть определённые признаки. Это пациент, который страдает хроническим заболеванием в неизлечимой форме. Значительную группу составляют онкобольные в терминальных стадиях. Также это пациенты с последствиями тяжёлых травм, в том числе церебральных. Больные с последствиями тяжёлых поражений сердечно-сосудистой системы – с резистентной сердечной недостаточностью, с последствиями инсультов, которые требуют медицинской коррекции. Пациенты с терминальной печёночной недостаточностью, которая неизлечима. Во всех этих случаях мы готовы помогать.
Признание человека паллиативным пациентом - это достаточно суровое решение. Я вам больше скажу: такое решение в отношении неонкологических больных принимается врачом не единолично, а решением врачебной комиссии.
Признание человека паллиативным пациентом - это достаточно суровое решение. Я вам больше скажу: такое решение в отношении неонкологических больных принимается врачом не единолично, а решением врачебной комиссии.
«Подпрыгивал в инвалидном кресле»
– Что происходит с пациентом, когда он к вам попадает?
– Мы составляем программу лечения, которая включает таблетированные препараты, лечебные пластыри, специальное питание. При необходимости назначаем инфузионную терапию. Хотя некоторые пациенты говорят: «Лечение без капельниц – ерунда!» Вместе с тем мы стараемся по возможности все препараты давать в таблетках, чтобы лишний раз не колоть людей. Представляете онкобольного? Он худой, как палка, поступает к нам весь исколотый – 20 внутримышечных инъекций в день.
Как я уже говорил, подбираем эффективную обезболивающую терапию, назначаем дополнительное питание – специальные смеси, которые в малом объёме имеют высокую калорийность. Они дают шанс человеку восполнить потери энергии, которые произошли из-за болезни. Если больной съедает всего три ложки, так пусть это будет суперкалорийная пища!
– Родственникам больных тоже оказывают психологическую поддержку?
– Мы обязательно вовлекаем медицинского психолога в наши беседы с родственниками и пациентом. Знаете, когда приходят посетители и начинают рыдать у постели, гладить по руке – это нисколько не улучшает ни самочувствие, ни психологический статус больного.
– Вы когда пришли работать в паллиативное отделение, были готовы к тому, что здесь будет происходить?
– Я не первый год в медицине. Это достаточно эффективная профессия, она довольно технологична. А психологически везде тяжело работать. Вы думаете, легко девушке на кассе в супермаркете сидеть 12 часов? Нелегко.
Человек начинает понимать, что для него важно: сказать те слова, которые он всё время откладывал, повидать людей, которых собирался повидать, простить тех, кого много лет не мог простить.
На мой взгляд, если общаться друг с другом честно, то можно найти приемлемые решения. Человек должен понимать, чем он болеет, но подчас родственники скрывают диагноз. А в федеральном законе чётко прописано: врач не имеет права его замалчивать. Я спрашиваю: хотите ли вы знать о своём заболевании? Если человек говорит да, то я обязан рассказать в подробностях, разъяснив все нюансы. И здесь как раз подключается психологическая служба, которая помогает пройти через все этапы: отрицание, депрессию, торг и в конце концов принятие. Когда оно наступает, многие вопросы снимаются. Человек начинает понимать, что для него важно: сказать те слова, которые он всё время откладывал, повидать людей, которых собирался повидать, простить тех, кого много лет не мог простить. Пришло время закончить дела, и у него есть на это небольшой период, пока имеются силы и он в сознании.
Мы проводили здесь концерт, хотя на самом деле очень трудно найти исполнителей: видимо артисты чего-то боятся. Так, конечно, не говорят, но и не приезжают. Кроме одного коллектива - DrumTamTam. С огромным удовольствием наши пациенты слушали ритмы барабанов – не хотят наши больные быть вялыми! Они жить хотят! У них немного той жизни осталось! Знаете, как они радовались, когда сюда Дед Мороз пришёл? А когда мандарины принесли? Я в соцсетях опубликовал призыв: нет мандаринов порадовать людей – так нас ими завалили! В отделении пахло мандаринами, везде были шарики, гирлянды. Во время концерта человек, который ели двигался, от радости подпрыгивал в инвалидном кресле! Он прожил после этого недолго, всего неделю, но он прожил её!
Дело Даши Стариковой. Что изменилось в лечении онкобольных в Заполярье? 
Голикова: В Заполярье смертность от онкологии имеет тенденцию к росту 
В Заполярье показатель смертности от инфарктов превышает среднероссийские 
Работа с горем. Когда пришло время обращаться за социальной помощью? 
Спешит на помощь. Как проходят будни поселкового фельдшера?